То, как мы говорим о животных, отражает их статус в мире

Цивилизация как мы ее знаем сейчас оказалась возможной в том числе благодаря способности «первых людей» к абстрактному мышлению и коммуникации. Коммуникация формируется в пределах языков — локальных, глобальных, вербальных, невербальных и других. Языки, благодаря которым мы общаемся каждый день, состоят из знаков и значений, закрепленных за ними.

Детей учат, что нечто на четырех лапах со стоячими ушами и длинным отростком сзади — это «собака». Порой образ собаки сопровождается уликами, которые ребенок запоминает: поводок, будка за забором, миска (иногда — с грязной водой), неожиданный лай, жалобный скулеж. Иногда люди взаимодействую с этой «собакой» — тащат, наказывают, кричат, пинают, гладят, чешут, целуют, обнимают. Эти и другие улики объединяются и превращаются в знак — языковую единицу «собака».

Согласно теории социального конструкционизма, через группы подобных улик и знаков язык формирует «здравый смысл»¹. «Здравый смысл» — система норм, практик и представлений, закрепленная в конкретном сообществах (локальных вроде муниципалитетов, нишевых вроде фанатов сериалов и других). Так, например, разработчик игр и сотрудник приюта будут по-разному выстраивать свой язык, и, соответственно, у них будет разный «здравый смысл».

Выходит, язык, которым мы пользуемся (слова, оценки, стереотипы, итд), обуславливает нормы и практики социального поведения. Работает и обратная формула: то, как человек действует, может подсказать, как он(а) думает об объекте своего действия. Так, если мы применяем по отношению к существам не-человеческой природы язык, свойственный собственности, то действовать мы будем соответственно.

Конструкции «купить собаку», «продать кошку» — скорее закрепляют за живым существом статус собственности. Выходит, негодование «у нас к животным относятся как к собственности» — не выдумка. Не-субъектный статус существ не-человеческой природы закреплен не только в законодательстве, но и на уровне «здравого смысла». Пока животное рассматривается как собственность, как предмет (вроде стула), едва ли можно расчитывать на формирование основ для — как минимум — их защиты от жестокого обращения².

Аналогично тому, как язык «собственности» подкрепляет несубъектность живого, настройка более чувствительного языка поможет не только трансформировать «здравый смысл», но и приведет к более масштабным социальным переменам. Например, говоря «старый» о человеке, мы имплицитно оцениваем его/ее как недееспособного, интеллектуально несохранного, морально устаревшего. Вместо него лучше употреблять «пожилой» и/или «старший», что семантически отсылает к накопленному опыту, возрасту и прожитому времени.

Изменение языковых практик влияет на статус существ не-человеческой природы и способствует настройке более бережной среды для всех: как законодательной, так и социальной. Ключевая задача такой трансформации — адвокация и нормализация морального статуса животных³. То есть, нормализация представления о том, что живое существо значимо само по себе, независимо от того, в каком статусе по отношению к человеку оно находится. Поэтому животным нельзя причинять страдания, их жизненный уклад необходимо уважать и защищать. Кроме того, признание морального статуса существ не-человеческой природы предполагает, что мы признаем их агентность (способность к самостоятельному осознанному действию) и способность выстраивать (или не выстраивать) отношения с людьми.

Например, стоит употреблять «собака-компаньон» и «опекун» вместо «питомца» и «хозяина». «Животные, участвующие в сельском хозяйстве», а не «сельскохозяйственные животные». Вместо «оно» имеет смысл говорить «она» или «он». «Говядину», «свинину» и прочие производные можно заменять на «животную плоть». Наконец, стоит заменить «животных» на «существ не-человеческой природы» или «не-человеческих животных».

Настройка сензитивного по отношению к живым существам языка способствует не только формированию более функциональных подходов к защите животных от насилия и жестокости, но и оформляет гармоничную и безопасную среду для самих людей. Ведь через эмпатичный язык мы перенастраиваем собственный «здравый смысл».